— Мои книги. Доктор, их будут читать?
— Да.
— Долго?
— Всегда.
В одном старом анекдоте – совсем не плохом, хотя и правдоподобном, юный ирландский джентльмен на вопрос, умеет ли он играть на скрипке, ответил, что нимало в этом не сомневается, но утверждать не смеет, ибо ни разу не пробовал. … Джентльмены, это только доказывает справедливость старого правила: человек никогда не знает, на что он способен, до тех пор, пока не проверит на деле.
Мистер Джинкс ушел в самого себя, ибо это было единственное место, куда он мог уйти.
— Я буду играть так, как считаю нужным, и будь что будет. — Она гордо вскинула голову, и на щеках её заиграл румянец.
«Гибель неизбежна, да пребудет гибель, может, и во благо», — продекламировал Диккенс. Он опять не смог удержаться от лицедейства.
Эллен было всё равно, она даже не слышала, что ответил Диккенс. Она смотрела на его руки, когда он декламировал. Так вскидывает крылья дикая птица, попавшая в клетку.
Мысли заговорили сбивчиво, а потом стали вылетать, словно искры от костра; одно слово цеплялось за другое, и на бумагу потекли фразы. Он знал: именно так случались войны, революции, заговоры, любовные отношения и именно так писались книги. И тем не менее Диккенс никак не мог освободиться от чего-то такого, что не имело словесного выражения. Душа его разрывалась от невыразимого.
Казалось, работа пожирает его душу. Талант или гениальность — разве не они заставляли его упорно вычерпывать себя без остатка? Это было похоже на раскопки, которые он будет продолжать до тех пор, пока не натолкнется на свой скелет.
Взвесив свои шансы, он понял, что их у него нет. Что-то сломалось между ними, и это невозможно было исправить ни словом, ни поступком. Всё это болезненно воспринималось домочадцами. Казалось, склоки разносились как инфекция — склоки между мальчиками и девочками, между старшими и младшими, между гувернанткой и слугами, словно в доме поселился злобный, разрушительный дух, и даже мебель отказывалась подпирать стены. Это было какое-то нескончаемое несчастье, которое невозможно было остановить.
Самое страшное чувство безнадежности в этой жизни может быть вызвано только лишь отношениями с женщиной!
Мы все страдаем от непомерных аппетитов и желаний. Но только варвар пойдет на всё, лишь бы удовлетворить их.
А знаешь, чем так притягательна Арктика? Там нет женщин!
Правда — это туман, в котором один видит небесное воинство, а другой — летающего слона.
— Кто вы?
— Я человек, который не дорос до своей мечты.
Ты знаешь, и я знаю, что я мистер Никто из Ниоткуда, на пути к Вечности, с потухшим фонарём и без единой свечи.
Удивительно, правда? Быть до того редкостно скучным, до того бесповоротно бездарным, что от твоих слов ни смешка, ни слезинки, ни обиды, ни ярости.