Он рано узнал женщин и, избалованный ими, научился их презирать – юных и девственных за неопытность, других за то, что они поднимали шум из-за многого, что для него, в его беспредельном эгоцентризме, было в порядке вещей.
И я пошел, а он остался в полосе лунного света – одинокий страж, которому нечего было сторожить.
Память душила не спящую совесть,
кашель пронзил тишину…
На пол упала потёртая повесть,
за новым вдохом — к окну…
Меланхолические мотивы
множили чувство вины.
Как объяснить,
что мы неделимы,
при этом — разделены?!
Я узнавал,
время лечит лишь мнительных.
Тех, кто придумал, «что жить не сможет».
Их, как итог,
что не удивительно,
старые чувства потом не тревожат.
Есть ещё те,
кто любил «хронически».
Кто однолюб
и болел без прикрас.
Тех «доктор-время» не лечит,
фактически.
Их «лечит» смерть,
вместе с чувствами,
враз!
— Ты можешь любить глупую женщину? Я была глупа.
— Я полюбил вас в день вашей свадьбы с Гарри Фэншоу. До той минуты я не знал, что у меня есть сердце. Вы в него вселили новые чувства — радость, надежду. Они острее любых клинков, которые резали меня прежде.
Чтобы испытать напряженную радость жизни, нужно испытать напряженный страх за неё.
Женщины только на первых порах любят, чтобы их слушались, а потом находят удовлетворение в том, чтобы повиноваться самим.
Люди уже и не думают… Они чувствуют! Как самочувствие? Ох, не то чтобы очень… Мы в своей небольшой группе чувствуем… знаете в чем величайшей проблема наши дней? В том, что нами руководят люди, которых чувства заботят гораздо больше, чем мысли и идеи. Мысли и идеи, вот что интересует меня. Спросите, о чем я думаю!
Так он обнаружил, что то, что он наполовину презирал, не было презренным, то, что он воспринимал как удовлетворение аппетита — приятное, банальное приключение в разочаровании, обладало своенравными и неуловимыми глубинами, о которых он и не подозревал раньше, и несло осознание красоты в его сердце.
Можно заново узнать забытые имена, но потерянные воспоминания уже не вернуть. Можно ли то, что осталось от меня, называть Ктолли? Столько печали и боли, тоски и одиночества… Но сейчас все эти чувства мне тоже до́роги. Когда исчезнут и они, от меня не останется ничего.
1
9
Мой разум говорит, что все мои чувства фальшивые, всего лишь иллюзия. Но моё сердце говорит, что всё это… правда. Знаешь, как ужасно?! Это чувство…
— Харли… понимаю, что слова ничем не помогут…
— И не надо. Мы и так знаем, кто это сделал — я! Это я его убила!
— Харли, нет…
— Не надо! Не мешай мне! Я хочу в точности запомнить это чувство.
— Уж поверь мне, не забудешь.
— Харли, ты должна быть сильной. Мы обо всем позаботимся.
— Я должна была быть там!
— Тогда под простыней была бы ты.
— Я могла это предотвратить.
— Харли, это не твоя вина.
— Ты не можешь сделать все сама. Посмотри на меня, я со всем разберусь, чего бы мне это не стоило. Я все исправлю.
— Такое невозможно исправить…
3
2
— Я тут снимаю напряжение.
— Это ведь не значит, что ты пьешь?
— Нет, копаюсь в своих чувствах, глотая слезы.
2
7
Вы мало поймете в книгах, если писавший их человек стоит на ступени своего творчества много выше вас. Все зависит от тех вибраций сердца и мысли, где живет сам человек. Понять можно только что-нибудь созвучное Себе.