Чем ценнее пленник, тем лучше его стерегут.
Кандагарцы, кандагарцы…
Мы теперь зовемся так.
За три дня все стали старцы
И познали жизни смак.
Стены белые, крутые,
А в зените — солнца диск.
Здесь законы все иные,
Ходят рядом смерть и риск.
Гул родного самолета
Снится, снится по ночам.
Нелегка была работа,
Всех труднее было нам.
Все вокруг чужие лица,
Только камень да песок.
Бесполезно драться, биться,
Шаг шагнешь — тебе в висок.
Сердце пойманною птицей
Бьет по клетке по грудной,
И мерещится зарницей
Край зеленый, край родной.
Возвращаемся на перрон, смотрим: колесо лопнуло. Видимо, напоролись на осколок снаряда или бомбы. Словно самолет с нами в сговор вступил. Мы получили реальную возможность опять проситься на аэродром, чтобы поставить запаску. Шанс представился 16 августа. Была пятница, выходной день у мусульман, когда они, как мы шутили, лишь «талибанили»: ели, молились да спали.
Кто действительно пытался вызволить нас, так это президент Татарстана Шаймиев. Присылал разных переговорщиков, однажды почти условились об освобождении, но в последний момент все сорвалось. Предлагали обменять нас на «КАМАЗы», вертолеты, запчасти для самолетов, даже деньги на выкуп собрали — более двух миллионов долларов наличными… Но талибы цену набивали, мы для них служили козырной картой. Кто о них раньше знал? А так мир услышал, что в Афганистане есть движение вчерашних студентов, выпускников медресе.
На нас ходили смотреть, как на зверей в зоопарк. Соберутся муллы, усядутся и глазеют. Словно мы и не люди. Иногда охрана провокации подстраивала. Кто-нибудь из талибов как бы случайно «забывал» автомат в таком месте, куда мы могли дотянуться. Но я приказывал мужикам не трогать. С одним «калашом» эту банду не перестреляешь, а нас запросто поставили бы к стенке за попытку мятежа.
В плен не сдается истинный герой
Царицам с неземною красотой.
Вновь иду по проклятой земле.
Гермошлема нет на голове.
Сзади дулом автомата в спину тычут мне солдаты,
Жизнь моя висит на волоске.
Странная штука — память. Работает иначе, чем я думала. Мы все в плену у времени, у его неумолимого хода.
Лучше быть убиту от мечей.
Чем от рук поганых полонёну!
В то время, как одни военнопленные проявляют выдержку и героизм, другие капитулируют перед врагом, еще более опасным, чем тот, который взял их в плен.
Наш спуск с горы ничем не легче, чем подъем.
Мечты — особенного рода откровенье,
сомнение,
познание сердец, забвение, живьем
открытые мира, сопротивленье.
Наш спуск с горы составлен из надежд,
а память — поражение пространства,
и постоянства,
свершение мечты, спокойствие, мятеж.
Наш спуск — особенный обряд шаманства.
Наш спуск с вершин — еще одна ступень
на пораженье, как свершенье воли
без боли,
но с огромным багажом. Спуск — плен
в огромном, бесконечном поле.
Наверное, мы заложники своей личности, живущие в плену собственного творения.