И когда воспоминания о первой охоте потускнеют, он ударит снова…
— А для меня это всегда будет самое любимое место.
— Ты нигде больше не была.
— А где лучше, чем здесь? В Альдизере?
— В Париже, на площади Дофина, когда смотришь на Пон-Нёф, сидишь за столиком на улице, пьешь крепкий кофе, ешь круассан с маслом и земляничным джемом…
— Так поехали туда! Возьмем билеты на «Евро-стар» и поедем.
— Нет!
— Ты же сам сказал…
— Ты не поймешь, Кларк. Я хочу быть в Париже собой. Собой прежним. Чтоб француженки строили мне глазки.
— Но кроме них там полно всего.
— Если я закрою глаза, то представляю, что снова сижу в том скверике. Я помню каждую мелочь. Зачем мне новые воспоминания, где я едва помещаюсь за столиком, таксисты отказываются везти меня и ни одна розетка не подходит для подзарядки кресла!?
Можно заново узнать забытые имена, но потерянные воспоминания уже не вернуть. Можно ли то, что осталось от меня, называть Ктолли? Столько печали и боли, тоски и одиночества… Но сейчас все эти чувства мне тоже до́роги. Когда исчезнут и они, от меня не останется ничего.
— Твоя война закончена.
— Когда мы вместе сражались, это было как в старые времена. Но, думаю, мы оба знали, что всё закончится вот так.
— Ты помнишь ту ночь? Когда ты сказал мне, что Лоис беременна?
— Ты знал. Я даже не успел открыть рот.
— Это хорошее воспоминание.
— Из другой жизни.
— Я скучаю по тем, кем мы были.
— Я тоже.
Мне всегда хотелось это попробовать. Всегда мечтала обрести такое хорошее воспоминание. Теперь я могу идти вперёд без сожалений.
— Почему он спас меня? Почему он сохранил мне жизнь!?
— Могу предположить, чтобы четыре месяца спустя, ты мучилась, думая о нем по ночам, сидя на полу в ванной.
— Хранить плохие воспоминания нас заставляет норадреналин, а знаешь как называется его противоположность?
— Нет, не знаю.
— Бета-эндорфин, он помогает помнить хорошее: «Чем больше смеешься — тем ярче воспоминания».
Похоже, она рассказывает уже не то, что помнит, а вспоминает то, что рассказывала прежде…
Мне хотелось бы верить, что и после смерти я не утрачу жизнь, что какая-то часть меня — мыслящая, чувствующая, хранящая воспоминания — продолжит существовать.
Эта ночь заставляла меня гореть и сгорать дотла, изнемогая от собственной страсти, и воспоминаний о нем.
Los feits d’amor no puc metre en oblit, ab qui els hagui, he el lloc, no em cau d’esment.
Я не могу забыть сам акт любви, но не хочу вспоминать, где и с кем я был.
Бывали в нашей жизни и тяжёлые времена, но в этот вечер мне хотелось стать цифрой на солнечных часах, чтобы замечать только светлые, радостные дни.
Чаще всего мы вспоминаем то, — чего вспоминать не хочеться.
… у каждого есть сундучок… Там спрятаны счастливые мгновенья. Злоупотреблять этим не следует, но, когда вам совсем худо — осторожно достаньте его из-под кровати. Вытрите пыль влажной тряпочкой. И отворите ваш сундучок, и достаньте одно, только одно счастливое мгновенье, вглядитесь в него, вспомните…
Спустя много лет я открою блокнот с исчерканными страницами,
и из него рекой прольётся всё то, что я чувствовала к тебе.
Здесь живут мои не улетевшие на волю нежные птицы –
всё то, что не было принято, не было угодно судьбе.
Спустя много лет уже не надо будет смиренно казаться
просто другом. Бессмысленно станет увиливать, прятать чувство спешить.
А любить – это по-прежнему будет значить касаться
пальцами – тела, строками – родной, вдохновлённой души.
Ну, а пока блокноты в столе, а у нас в перспективе – годы.
Много напишется. Много ещё наколдуется нежных птиц.
И наблюдает за нами, пока несбывшимися, с небосвода
Бог и огромный круг любимых и любящих лиц.