Виктор Пелевин - цитаты из книг автора

Зарплата на самом деле ***нная, просто такой дорогой кокаин.

Люди больше всего похожи на безличные предложения, в которых нет подлежащего, а только сказуемые из разных форм глагола «страдать»..

Но как можно победить страдание, не постигнув его природу? Есть ли у боли причина иная, чем сама боль?

Главное зло в том, — записал он на последней странице, — что люди строят общение друг с другом на бессмысленно-отвлекающей болтовне, в которую они жадно, хитро и бесчестно вставляют свой анальный импульс в надежде, что для кого-то он станет оральным. Если это случается, человек приходит в оргиастическое содрогание и несколько секунд ощущает так называемое «биение жизни».

Любой человек, сосредоточенно понаблюдавший за собой несколько минут и ясно увидевший, как сменяют друг друга беспокойные, глупые, тревожные мысли, уколы телесного дискомфорта, непонятно откуда приходящие импульсы воли, отчаяния и надежды, играющие нашим телом и рассудком в футбол, уже знает про жизнь всё.

Эта девушка была так невозможно хороша, что Саядо Ан даже поморщился. Ничего доброго эта красота никому не сулила.

Так пусть жарче горит костер неправды и омрачений – единственное, что защищает наш хрупкий человеческий мирок от ледяного дуновения великих истин! Хрен бы с ними, с великими истинами. Мы ведь им совсем не нужны. Так зачем они нам?

Мы живем в эпоху, когда все настолько ясно, что спорить о чем-то с пеной у рта можно разве что в телестудии за деньги.

– А другие страны что защищают? – спросил Ринат.
– Как когда, – ответил я. – Вот я в детстве любил читать про физиков. Был такой американский ученый Роберт Вильсон. В конце шестидесятых он выбивал в конгрессе деньги на ускоритель элементарных частиц. И какой-то сенатор возьми его и спроси: скажите, этот ваш ускоритель позволит усилить обороноспособность страны? Нет, говорит Вильсон, не позволит. Сенатор спрашивает, а зачем тогда? И Вильсон ему отвечает – ускоритель относится к той же категории, что великая поэзия, живопись, скульптура и так далее. Все это ни капли не помогает защищать страну. Но зато делает ее стоящей того, чтобы защищать.

Все, что кажется истиной, со временем становится мусором. Все без исключения. Это закон.

Все-таки научиться глядеть на других привлекательных женщин без ревности было невероятно трудно. Даже несмотря на то, что себя к этой категории она давно уже не относила.
Или, может быть, именно поэтому?

Чему бы я стал учить молодежь со дна этих прозрений?
Да чему я могу научить… Смешно.
Ребята, сказал бы я, мальчишки и девчонки – пока молодые, развивайте полный лотос, он очень пригодится вам в жизни. И ничего не берите в голову, кроме щебета птиц, шума ветра и плеска волн. Но и они вас не спасут. Вас предаст все, на что вы смотрите дольше двух секунд. Поэтому отпустите все. Если, конечно, можете…
Но ведь молодежи такое не говорят. Потому что кто тогда купит айфон и подпишется на канал? Кто выйдет на митинг? Кто заступит на вахту? Кто закажет крафтовое пиво, сядет за штурвал и нажмет красную кнопку?
Человек на земле – отнюдь не свободный испытатель реальности. Человек на земле работник. Не будем сейчас уточнять, на кого именно – это в данном контексте неважно.
Важно то, что истина не только сурова. Она еще асоциальна. Слава богу, что юность человечества надежно от нее защищена.

Ни одно из переживаний не имеет ценности и смысла, потому что его ценность и смысл исчезают вместе с ним.
Сразу же.
Это значит, что прекрасных мгновений нет. Хотя бы по той причине, что ни одно из них не остановится, как ни проси. Любое мгновение предаст, и мы – это просто череда обреченных мгновений.

Деньги – это наркотик, на который сегодня с младенчества сажают всех. Девяносто девять процентов, как ты, наверно, заметила, пребывают в ломке. Один процент вроде бы прется, но…
Ни один наркотик не приносит устойчивой радости. Он дает лишь то, что называется английским словом «high». Временную, зыбкую и неустойчивую эйфорию, смешанную с постоянно растущим страхом этой эйфории лишиться. Необходимо постоянно увеличивать дозу, и т. д., и т. п. Поэтому над бизнесом во все времена издеваются разные Толстые («много ли человеку земли нужно»), и возразить им по существу трудно.

Смысл перерождений не в том, что одно делается другим. Он в том, что после вечера наступит ночь, а после утра начнется день. Точно так же за дурной жизнью наступает фаза страдания, а за хорошей – фаза радости. Это космический закон, который не обойдут никакие юристы.