Вредно быть счастливым с детства, навсегда войдя в режим
Дома, дыма, мамы, рамы, растворенных в атмосфере.
Носишь в сердце отсвет рая, зная: рай недостижим —
Никуда не приживаясь, ничему уже не веря.
Вниз по седьмой воде, Санкт-Петербург, 2015
АДмитрий Коломенский — российский поэт, исполнитель песен. В качестве автора стихов публиковался в журналах «Аврора», «Зинзивер», «Крещатик», «Новый берег», «Октябрь» и других, в альманахах, в сборниках, в Интернете. Член Союза писателей Санкт-Петербурга.
Вредно быть счастливым с детства, навсегда войдя в режим
Дома, дыма, мамы, рамы, растворенных в атмосфере.
Носишь в сердце отсвет рая, зная: рай недостижим —
Никуда не приживаясь, ничему уже не веря.
Вниз по седьмой воде, Санкт-Петербург, 2015
Страна сошла с ума — ну что же, не в первой
Протяжный жуткий вой висит над отчим краем,
И даже тот, кто жил в согласье с головой,
Забыл людскую речь и захлебнулся лаем.
Когда ты видишь: мир поставлен на ножи
Отсутствием души, мычаньем идиота —
То все вернее мысль о том, что жизнь прожить —
Не поле перейти, а переплыть болото.
Вниз по седьмой воде, Санкт-Петербург, 2015
Мы шли на лодке по лесной реке.
Жара плыла от нас невдалеке.
Молчали птицы. Высились осины.
По берегу трусил веселый пес
И в белой пасти кончик лета нес —
Внизу зеленый, сверху светло-синий.
Что будет дальше? Подойди, взгляни:
Зима, зима, холодные огни,
И небо осыпается с высот
Так густо, что к утру, задравши лица,
Мы различим структуру божьих сот —
Сухую типографскую страницу.
Холодное лето ненастного года.
Коллеги, по ходу, ругают погоду,
По ходу, дожди за окошком гремят,
Глотает ливневка бесцветную воду,
И день вылезает навстречу восходу —
Бескровен, издерган, измят.
Пролетайте годы, дни —
Все и так идет к финалу;
Мы по-прежнему одни,
Что по-своему немало,
Потому что, нарочит,
Но предельно ясен голос
Одиночества звучит,
Ни о чем не беспокоясь.
Что же, вторь ему и ты
В шелестенье суеты.
Пусть галдят, пусть смотрят косо,
Пусть не смотрят — все равно.
Раз иного не дано,
Ни о чем не беспокойся.
Один мой друг, рассорившись с женой,
Красивою, талантливой, живой,
Ушел к другой, не менее красивой.
Сообщество галдело восемь дней
На тему «как он мог?» и «что он ей?»
С завидною, но гаснущею силой.
Мороз разреживает воздух,
Мертвит не холодом, а тем,
Что будто загоняет гвозди
В узлы отлаженных систем.
Назло дряхлеющей науке,
Всему, чем бредил Демокрит,
Мир распадается на звуки:
На звон и стон, на хрип и скрип.
Мир отступает, как перед волною вода.
В небе Господь, но он глядит не сюда:
То ли топит весь свет, то ли спасает весь свет —
Как ни смешно, разницы, в сущности нет.
Стояла зима, как стена,
глазницы окон запирая,
как тягостные времена.
которым ни дна ни края.
Тусить в столице просто и приятно:
Кругом друзья — родимые, как пятна,
И вновь друзья — родные, словно речь,
Фуршетный стол, почти что необъятный,
Мельканье лиц — уже глаза болят, но
Так славно этой болью пренебречь!
Утром встаешь — морок и тьма
криво висят в окне.
Это не мир сходит с ума —
ум изменяет мне:
мозг не включается, мысли сбоят,
жизнь цедит в ухо утренний яд
и достает вполне.
Утром встаешь… Нет, не встаешь —
в морду будильник бьешь.
«Ерш твою медь! думаешь. — Ерш…»
но ощущаешь брешь
в сонной кулисе, и в эту дыру
с детства трубят и горнят поутру:
«Надо! Вставай! Поешь!»
Надо? — встаешь. Завтрак? — жуешь.
Время идти? — идешь
в вечный долбеж, в мертвый галдеж,
в липкий дневной елей.
То не славное море священный Байкал —
То проспект, по которому всадник скакал.
Так бывает всегда, чуть какой-то пижон
Крикнет в медное рыло «ужо!»